Русское Устье, на арктическом побережье Якутии – уникальное свидетельство «ожившей старины». Люди, проживающие в этом селении, по сей день общаются на языке, характерном для жителей Новгорода ХV- ХVI века. Язык, на котором говорили и говорят русскоустьинцы, относится к северной ветви говоров великорусского языка. Оказавшись в географической изоляции, жители русских деревень низовий Индигирки сумели сохранить древние язык и традиции русского севера, давно утраченные в западной части страны.
Русскоустьинцев специалисты уже давно выделяли в отдельную культурно-этнографическую общность. Подробнейшим образом изучался говор, фольклор старорусского населения Аллаиховского района Якутии. Русскоустьинцы используют в своей речи слова, которые даже во времена наших прадедов уже считались «устаревшими». Кажется, что люди говорят на каком-то ином, неведомом языке, родственном нашему, русскому.
Существует Малый русско-устьинский словарь, составленный уроженцем Русского Устья, старшим научным сотрудником Института малочисленных народностей Сибирского отделения РАН Алексеем Гавриловичем Чикачевым.
авидень—туда и обратно за один день
адрень—ветхость
ахлипеснуть—дать пощечину
ачилинка—любовница, зазноба
барабан—большая лепешка из муки
бардовать—стесняться, бояться
басник—сплетник
беда—употребляется в значении «очень»
бель—еле различимый свет
битва—шумное событие
богат—может быть (богат, пурга завтра будет)
Бог простил—родила
бровить—говорить много
бригать—обижаться
букишка—междометие, выражающее удивление, употребляется в значении «Господи!»
булдыр—шишка
буш—мелкий дождь
быстриться—зло смотреть на кого-либо
вара—заварка чая
веснусь—прошлой весной
вечерша—вчера вечером
в зарах-те—не помня себя, в аффекте
во-длинна—длинновата
воздухом болеть—болеть гриппом
вонный свет—загробный мир
в пень прийти—сильно устать
выворотень—гордый, высокомерный человек
выпрягаться—выходить из себя
гад—мусор, нечистоты
дековаться—издеваться
до кички—до краев
до потух зари—до поздней ночи
дундук—меховая рубаха из оленьих шкур
душу поднимает—тошнит
дыгать—трусить
дюкак—сосед
едемный—съедобный
железница—божья коровка
забуль—правда, истина
заглумка—улыбка
иверень—большой кусок
икраница—каша из икры
ик-да нету—не отреагировал, не дал ответа
илуга! -- выражение зависти (Илуга! Он новые часы купил)
инде—в другом месте
исток знать—знать причину чего-либо
кабуть—здоров
караться—мучиться
карлук—осетровый пузырь, из которого делают клей
кила—геморрой
кича—снегопад
клеск—рыбья слизь
коловратный—необщительный
копыть—снежная пыль
култык—тупик
ланской—прошлогодний
ласно—вероятно, вроде бы
лен—мышцы шеи
лехота—сонливость
лунись—в прошлом году
лыва—лужа
маняло—содержимое желудка животного
межеумок—половинчатое решение
монный—странный
надеяние—страшилище
на снег садиться—обживать не обжитое место
на травушку упасть—родиться
небесной (о ребенке) -- озорной
недарова—не зря
нужный человек—нуждающийся
нямгун—каприза
няша—ил
облатыниться—обмануться
околтыш—одиночка
отвагу давать—оказать помощь больному
пазух потерять—лишиться супруга
папоротки отбить—избить, победить, одолеть
погода—непогода
колорот—разиня, зевака
по талику—по секрету
по тамошни баять—выражаться литературным языком
приветное имя—прозвище
родина—родня
руки периком стоять—стоять, держа руки на поясе
санки—нижняя челюсть
сказки—новости
стоесь—даже (он стоесь к брату не зашел)
сток—восток, восточный ветер
тарамкаться—настойчиво стремиться к чему-либо
тахтиться—топтаться на одном месте
тюка—предел, конец (досидели до тюки)
углуха—тьма
удушье—грипп
уповедь—долгий отрезок времени
хохол—лохматая собака
худую кровь надернуть—рассердиться, перемениться в лице
чайкой падать—жадничать
чекуняшка—микроскопический
челепень—упитанный человек
человечек—зрачок
черет ли—чуть ли
чешуя да не прильнула—мартышкин труд
шахроли—сосульки
щухома—зря, напрасно
экономка—любовница
При характеристике заимствованных слов в составе современных русских говоров Сибири прежде всего выделяют те лексемы, которые были освоены материнскими русскими говорами, так как в зависимости от материнской основы в сибирских условиях сформировались четыре основных типа русских говоров: 1) старожильческие (челдонские), 2) смешанные, 3) говоры новоселов, 4) так называемые островные говоры. Во всех этих говорах устанавливают немногие общие лексемы, заимствованные из аборигенных языков Сибири. Из них прежде всего выделяется слово «тайга», заимствованное из монгольского языка, что объясняется потребностью отразить в его семантике понятие о больших масштабах сибирских хвойных труднопроходимых лесов.
Старожильческие и островные говоры Русского Устья, сформировавшиеся на севернорусской материнской основе, унаследовали в ее составе и ту часть лексики, которая была заимствована северноруссами из финно-угорских языков (суоми, карельского, коми-зырянского). Вероятно, за более чем тристапятидесятилетний период существования русскоустьинского говора в иноязычном (главным образом якутском и эвенском окружении) далеко не полностью сохранился этот унаследованный финно-угорский пласт. Об этом можно судить на основании сопоставления словника этих слов в составе севернорусских и индигирских (или русскоустьинских) говоров по имеющимся источникам, диалектным словарям и словарному приложению в книге А.Г. Чикачева «Русские на Индигирке». Это слова с предметным значением. Сопоставительный анализ семантики которых может дать дополнительные этнографические сведения о географической среде жителей побережья Индигирки:
Вадига – глубокое тихое место реки (из коми-зырянского).
Едома – небольшая гора, возвышенность (ср. финск. «etamaa» – дальняя земля).
Лайда – стоячее озеро (ср. финск. «laito» – отмелый; «laida» – край берега).
Лыва – лужа (карел. «liiva» – тина, грязь).
Няша – ил, илистое дно, низкое сырое место (коми-зырянск. «naљa» – ил, грязь).
Тайбола – далекая, необитаемая глухомань (финск. «taipale» – перегон между двумя станциями; карел. «taibale» – то же). В архангельских говорах это слово стало обозначать дорогу через большой лес. Основное значение этого слова в архангельских говорах «большой хвойный лес». Это значение в русскоустьинском говоре исчезло из-за отсутствия референта (реалии).
Хивус – сильный мороз с ветром (коми «jios» – ледяной).
Семантика приведенных слов финно-угорского происхождения отражает понятия географической среды и природы низовьев реки Индигирки неподалеку от Ледовитого океана, т.е. тундры. Но слова «тундра» в индигирском говоре нет. Его семантика передается словом «сендуха», что может вызвать недоумение: ведь в севернорусских говорах широко известно слово «тундра», вошедшие в XVIII веке в русский литературный язык, заимствованное из финского: финск. «tunturi» – высокая голая гора. Можно полагать, что современное значение «безлесная болотистая равнина, покрытая мхами и мелким кустарником» у этого слова развилось в начале XVIII века. Названной лексемы предки русскоустьинцев не знали. Поэтому, осваивая пустынные места побережья Ледовитого океана и реки Индигирки, они заимствовали обозначающее их слово «сендух» из коми-пермяцкого или из юкагирского языков.
Сопоставление слов финно-угорского происхождения в севернорусском и русскоустьинском говоре убеждает, что количество их в последнем в несколько раз меньше: большинство из них исчезло, утратив связь с референтом, по-видимому, уже в говоре первопроходцев при освоении новой для них природной среды сибирского Севера, где не было явлений, присущих европейскому северу России, территории новгородского Заволочья (например: «хонга» – сухая сосна; «мянда» – сосна с рыхлой древесиной). Слова финно-угорского происхождения с семантикой, отражающей понятия материальной культуры (названия видов орудий труда, охоты, рыбной ловли, средств передвижения, предметов одежды, обуви, процессов труда и т.п.) в говоре Русского Устья отсутствуют. Лексика этих тематических групп старорусская, значительная часть таких слов заимствована из якутского, юкагирского, эвенского и эвенкийского языков. Примеры заимствования из якутского языка:
Акляны – летние женские торбаса.
Аргабас – (як. арбаgас) – ветхая одежда.
Барча – мелкая сушеная рыба.
Бугул – копна сена.
Няпуг – (як. няпук) – верхние шипы копыльев, нарты.
Китах – деревянное корытце, в котором разделывают рыбу.
Китычок – (як. китык) – шалаш.
Сары – сапоги из конской кожи.
Сутуры – короткие меховые шаровары (як. suturuo – нижние штаны).
Тамар – стрела с тупым наконечником.
Туктуй – топор-колун (як. duktus – старинный топор).
Торбаса – меховые сапоги из шкуры оленьих ног (в якутском – всякая обувь).
Тунтай – маленький деревянный бочонок (як. tuntas – круглая или овальная посуда из бересты).
Тусах – толстая нитка, бечевка, которой привязывают грузила и поплавки к сети.
Угах – место около печки, где хранится кухонная утварь ( в якут. – кладовка внутри юрты или в левой половине дома).
Ураса – промысловая избушка пирамидальной формы (в якут. – летнее жилище).
Урох – выгнутый нож для скобления шкур.
В составе лексики русскоустьинских говоров несколько слов, обозначающих предметы материальной культуры, заимствовано из эвенкийского, эвенского, юкагирского языков:
Алачики – башмаки из юфты с пришитыми голенищами (эвенк. олочи –летняя кожаная или берестяная обувь).
Алгажни (юкагир.) – скребок для обработки шкур.
Недресь – шкура оленя (эвенк. недрешь – летняя шкура оленя).
Анализ семантики приведенных выше слов, отражающей предметы материальной культуры русскоустьинцев, позволяет получить некоторые дополнительные этнографические сведения. Оказавшись в изоляции, небольшая группа русских людей, поселившихся на севере Якутии, вынуждена была приспособиться к условиям новой для них суровой географической среды, располагая для этой цели тем незначительным арсеналом орудий труда и охоты, видами одежды, которые они привезли с собой. Это была материальная бытовая культура русского средневековья. Об этом свидетельствует исконно русская лексика говора русскоустьинцев, в составе которой много архаизмов и историзмов. Отдельные примеры таких историзмов:
Ожиг – деревянная кочерга (ср. «ожега» с тем же значением, широко известное в материнских русских говорах).
Тул – колчан для стрел, слово известно в памятниках письменности Киевской Руси (в их числе и в тексте «Слова о полку Игореве»), до сих пор употребляется в речи русскоустьинцев, потому что, как свидетельствуют этнографы, охотники-индигирщики до недавнего времени пользовались не только ружьями, но и луками, которые чаще применялись при охоте на пушных зверей с использованием тупых стрел, чтобы не испортить шкуру зверя. Такие стрелы традиционно использовались якутами, хантами.
Натуральное хозяйство, охота и рыболовство, выращивание ездовых собак, изготовление лодок, нарт (при полном отсутствии земледелия и животноводства) – все эти виды деятельности вполне обеспечивали немногочисленное население Русского Устья. Все приведенные выше заимствованные слова, имеющие предметное значение, вошли в сознание русских первопроходцев Русского Устья как номинативные единицы в процессе освоения опыта соседних племен, первоначально тунгусо-маньчжуров и палеоазиатов и позднее – якутов. Контакты с последними (можно полагать по семантике и количеству заимствованных из их речи слов) стали постоянными.
В числе этих номинативных единиц есть и такие, заимствование которых, на первый взгляд, с точки зрения лингвиста кажется необъяснимым, неоправданным. Историко-этнографический аспект изучения таких слов дает возможность обосновать необходимость их заимствования. Слово «утунга» в русскоустьинском говоре означает «торф». Оно сопоставимо по форме и содержанию с эвенкским «утоенне» – запах лесного подпочвенного пожара и со словом «утун» – болото. Слово «торф» русскоустьинцам было неизвестно: его не было и в материнских севернорусских говорах. В русский язык слово «торф» было заимствовано в начале XVIII века, в петровский период, из немецкого языка. Добыча торфа впервые в России была начата в конце XVIII века. Тунгусы северной тундровой территории Якутии, вероятно, знали этот вид топлива давно, не дав ему специального названия: торф для них был видом болотной почвы, которая часто загоралась. Это представление было выражено и в якутском слове, созданном от заимствованной эвенкской основы (якут. «уоттаан» – приобретающий огонь). В современном якутском языке употребляется заимствованное посредством русского немецкое слово «торф», что обусловлено сформировавшимся понятием об этом виде топлива, промышленная добыча которого началась в советский период истории.
В русскоустьинском говоре можно отметить несколько заимствованных экспрессивных слов, что обусловлено частым употреблением их в бытовой повседневной речи аборигенов:
Айдан – шум, скандал, суматоха (якут. «ajdan»).
Илуга! – междометие, выражающее зависть, восторг (в юкагир. «илуги-йо» – выражение сострадания).
Хареен – междометие, выражающее сожаление (из якут. «харуан» – жалкий, достойный сожаления).
В лексике русскоустьинского говора Якутии нет слов, отражающих понятия сельского хозяйства и животноводства. Основную часть словарного состава этого говора составляют лексические единицы, утвердившиеся в нем в досоветский период истории Якутии, включая сюда и заимствованные слова. Активное пополнение словарного состава русскоустьинцев происходит за счет русского литературного языка, начиная с 40-х годов ХХ века.
Этнолингвистический аспект изучения заимствованной лексики в составе русских говоров Сибири может дать дополнительные сведения, важные как для этнографов, историков народной культуры, так и для лингвистов.
