В ПЛАВНЯХ ДУНАЯ

Дунай, при впадении в море, широко разливается, образуя множество широких и узких протоков. ? Дельта Дуная по своей площади может сравниться лишь с дельтой Волги. Несмотря на то, что дельта Дуная расположена в степной засушливой полосе, она представляет собой громадный естественный зеленый оазис с пышной растительностью. Впадая в море, отдельные рукава и протоки Дуная образуют мелкие тихие заливы с солоноватой или пресной водой, густо заросшие различными болотными растениями. Эти заливы или «кутовины», как их называют местные рыбаки и охотники, представляют собой настоящий лабиринт островков, заливчиков, озер и протоков, в которых, не зная местности, можно заблудиться.

* Изгороди-западни из тростника для ловли рыбы.

по

Заросли тростника здесь достигают 5—б метров высоты и до того густы, что сквозь них можно пробраться лишь с большим трудом. Иногда в зарослях встречаются топи. Мелководные заливы густо зарастают водяной растительностью — кувшинками, рдестом, стрелолистом, ряской, а местами в изобилии растет водяной орех или чилим, плоды которого одеты в угловатый, рогатый, твердый панцырь. Плодами водяного ореха охотно питаются многие птицы и звери.

Кутовины по направлению к морю делаются все более открытыми, пока не переходят в мелководное взморье, на котором лишь изредка видны островки.

От моря, вверх по реке тянутся необозримые плавни—заболоченные участки, покрытые непроходимыми зарослями тростника и камыша. Кое-где среди моря тростников, подобно зеленым островкам, попадаются рощи или отдельные группы верб, образующие своеобразные заболоченные леса. Заросли тростника, кутовины и болотистые луга населены разнообразными животными.

Непроходимые заросли водяной растительности, простирающиеся на большие расстояния, являются надежным укрытием для различных водоплавающих и болотных птиц. Весной и летом из зарослей тростника слышны голоса многочисленных птиц; им как бы вторит кваканье множества лягушек. Весь этот шум образует беспорядочный, своеобразный «концерт».

Ранней весной и поздней осенью на взморье и мелководных кутовинах дельты сосредоточиваются громадные стаи пролетных северных птиц. Непрерывно пролетают стаи уток. Раздается гогот диких гусей, трубные крики журавлей, посвисты многочисленных куликов. С характерным «поющим» звуком (от взмаха крыльев) пролетает красавец белоснежный лебедь. Плавно, кругами парят стаи пеликанов.

Но не только птицей богаты плавни. В зарослях тростника скрываются такие ценные пушные звери как выдра, норки; по берегам водоемов, в плавнях и на кочковатых болотах живут миллионы водяных крыс, шкурки которых являются ценным пушным сырьем.

Дунай и его многочисленные протоки изобилуют рыбой.

Дельта Дуная — чудесное место не только для охотника, но и для рыболова. Но в ветреную погоду Дунай очень опасен. На его просторах начинают гулять настоящие морские волны, справиться с которыми может только крепкая, надежная лодка. Лодки на Дунае своеобразны: и передняя и задняя часть у них приподняты, корпус широкий, устойчивый, с большим килем. Рыбацкие лодки, даже маленькие, построены здесь по морскому типу. Они устойчивы и, вместе с тем, легки на ходу, поворотливы и быстроходны.

Плывя по реке, неподалеку от впадения ее в море на воде часта можно встретить стеклянные шары—поплавки от крючковой снасти, которой на Дунае ловят осетровых рыб. Снасть эта — своего рода перемет, только без наживки, с большими, острыми, как жало, стальными, крепкими крючками. Укрепленный на вертикальной веревке, один конец которой поддерживается на дне грузом, а другой на поверхности поплавком, перемет тянется под водой и крючки его силой течения все время шевелятся, «играют», как говорят рыбаки. Стоит осетру или севрюге, тело которой покрыто костными бляшками «жучками», зацепиться за один крючок, как она начинает биться и метаться, отчего соседние крючки впиваются в ее тело, опутывая рыбу все больше и больше. Таким способом здесь ловят осетра, севрюгу и особенно белугу.







Рис. 87. Большой баклан.

Наряду с крючковой снастью, местные рыбаки применяют и различные сети. Из рыб особенно ценятся здесь осетровые и знаменитая дунайская сельдь, заходящая весной из моря в реку для откладывания икры. Период хода сельди на Дунае очень горячее время для местного населения. В это время все рыбаки заняты исключительно ловом сельди.

Вилково — последний, сравнительно большой, населенный пункт в низовьях Дуная. Это своеобразной городок. Свое название он получил от слова «вилка», так как расположен в месте разветвления нескольких больших протоков. Весь поселок испещрен густой сетью каналов, по которым рыбаки плавают на лодках. Канал или, как его здесь называют, «ерик» проведен к каждой усадьбе.

Над каналами по всем улицам городка переброшены горбатые, живописные деревянные мостики.

Населено Вилково преимущественно рыбаками — прекрасными моряками, сильными, здоровыми, смелыми, выезжающими отсюда для ловли рыбы в станы, расположенные в низовьях реки и на взморье. Все лето взрослое мужское население города проводит на море и на реке, приезжая Домой за продуктами и для того, чтобы сдать улов на рыбзавод.

Я избороздил (на лодке и пешком) всю прибрежную часть плавней левобережной Килийской дельты Дуная, пробираясь в самые глухие, нетронутые и заброшенные уголки, в дебри тростниковых джунглей.







Рис. 88. Гнездо лебедя-шипуна.

Интересовали меня птицы, особенно те, которые являются у нас на Украине редкими и встречаются только на Дунае. Мне хотелось найти гнезда и провести наблюдения над такими птицами, как лебедь-шипун, серый гусь, колпица, каравайка, малая и большая белые цапли, бакланы, пеликаны — птицами осторожными, пугливыми, найти которых не всегда просто и легко.

Первая моя встреча с красавцем белым лебедем состоялась вскоре после приезда в Вилково, когда я впервые выехал лодкой на взморье. Было раннее весеннее утро. Лодка прошла через лабиринт узких протоков между островками и передо мной неожиданно открылся широкий плес большой кутовины, переходящей дальше в открытое море.

С громким хлопаньем крыльев с открытой воды в заросли бросились лысухи, взлетело несколько белоглазых и красноголовых нырков, лениво поднялась в воздух большая белая цапля. Казалось, что переполох среди пернатых, вызванный неожиданным вторжением человека, уже улегся, как вдруг из-за ближайшего маленького островка с шумом поднялась и полетела над самой водой большая белая птица. Это был старый самец лебедь-шипун. Птица взлетела настолько близко от меня, что ее можно было хорошо рассмотреть.

В этот же день я видел еще несколько лебедей, плававших в глухих закоулках возле самых тростников. Но птицы близко к себе не подпускали. Они взлетали задолго до моего приближения. Все это были самцы, которые плавали, невидимому, невдалеке от тез,:1:]. Самок не было видно, так как они в этот ранний утренний час сидели г> гнездах на яйцах.

Меня очень интересовали гнезда лебедя и я попросил своего хорошего знакомого, старого рыбака Максима Петровича помочь мне найти хоть одно из них. Он сказал, что точного расположения гнезда не знает, по судя по тому, что в одной кутовинке всегда выпугивал самца,

<* Охота на Украине

полагает — гнездо должно быть там и его легко будет найти. Ранним весенним утром мы с Максимом Петровичем на маленькой лодочке отправились на поиски гнезда. Прибыв к месту, о котором говорил старый рыбак, начали внимательно осматривать густые заросли. Лодка двигалась вдоль высокой сплошной стены прошлогодних желтых, сухих стеблей, между которыми поднималась густая поросль молодых зеленых побегов. Довольно долго мы плыли, как вдруг Максим Петрович, не отличавшийся особенной разговорчивостью, подтолкнул меня и показал рукой на заросли. Я посмотрел туда, куда он указывал, и увидел в стене тростника узенький проход, едва намеченный несколькими сломанными зелеными стеблями. Казалось, что в заросли проехала маленькая лодочка, ведомая очень осторожным и ловким рулевым. С большим трудом мы втянули нашу лодку в открывшийся проход и тихо, осторожно, хватаясь руками за стебли, начали пробираться в чащу. Глубина воды здесь была не менее полуметра и лодка продвигалась сравнительно легко.

Проехав метров 50—70 извилистым проходом в тростниках, мы неожиданно увидели прогалину. Дальше нужно было из осторожности пробираться пешком. Я тихо вылез из лодки и, по пояс в воде, пригнувшись, осторожно побрел через тростник. Впереди открылась довольно большая площадка; тростник на ней был сломан и примят, а посредине возвышалась большая куча сухого тростника, увенчанная наверху белой шапкой. Это было гнездо с сидящим на нем лебедем.

Услышав, что кто-то приближается, лебедь соскочил с гнезда и с быстротой и легкостью, которые трудно было предположить в такой крупной птице, юркнул в заросли.

В гнезде, в небольшой ямке, выстланой пухом, лежало четыре больших теплых яйца. Я сделал несколько фотоснимков и, не желая дальше тревожить птицу, сел со своим ступником в лодку, и мы быстро выбрались из зарослей. Невдалеке на средине залива плавали два лебедя.

Позже мне пришлось видеть еще несколько гнезд лебедя, и все они помещались в зарослях, посредине большой открытой площадки. Птица выламывает тростник вокруг гнезда с тем, чтобы, сидя на яйцах, видеть все то, что делается вокруг и во-время избежать опасности.

Лебедь-шипун на гнездовьи на Украине уже к началу текущего столетия стал большой редкостью и сохранился как гнездящийся вид только в немногих местах. Сейчас, наряду с другими редкими и ценными охотничьими птицами, он взят под охрану и гнездится в плавнях Дуная, Днестра и Днепра. Из всех трех пунктов больше всего лебедей на Дунае;, на Днестре и на Днепре они очень редки, малочисленны и гнездятся нерегулярно.

Кроме шипуна, у нас на пролете и зимовках бывает другой вид лебедя — кликун, гнездящийся далеко на севере в тундре и таежной зоне. Особенно большие массы кликуна осенью и зимой скопляются в дельте Дуная.

После того, как было найдено гнездо лебедя, несколько дней я посвятил наблюдениям над массовыми гнездовьями или, как говорят орнитологи, колониями цапель. Эти длинноногие птицы с острым копьеобразным клювом и длинной шеей встречаются на Дунае в большом количестве и представлены там несколькими видами.

Самая замечательная из цапель — большая бел а г-, или чепура.

Кроме большой белой цапли, в низовьях Дуная гнездится более мелкая, но такая же красивая малая белая цапля, затем рыжая цапля, серая цапля, кваква, желтая цапля, малая и большая выпь, колпица и каравай-







Рис. 89. Малая белая цапля ^молодая).

ка. Пищей им служат различные водяные беспозвоночные — рачки, насекомые, моллюски, черви; а также головастики, лягушки и мелкая рыба.

В период размножения цапли собираются громадными колониями, иногда по несколько сот особей, и устраивают гнезда в одном участке совсем близко друг от друга. Исключение составляют выпи —большая и малая. Эти птицы гнездятся парами, пряча свое гнездо в чаще камыша. Все остальные цаплевые гнездятся колониями. Каравайки чаще живут своими колониями, но иногда объединяются с малыми белыми цаплями. Малая белая цапля гнездится вместе с желтой и кваквой. Серая цапля на юге в плавнях рек гнездится или своими обособленными группами, или совместно с рыжей и большой белой цаплей. Иногда к ним присоединяется и колпица.

Гнездование большими группами помогает птицам защитить свое потомство от многочисленных врагов, которым угрожает встреча с сотней разъяренных, вооруженных крепким острым клювом, птиц. Именно о такой колонии цапель я хочу сейчас рассказать.

я* 115

Проследив, с помощью сильного полевого бинокля, в какой участок зарослей опускаются цапли, я отправился туда на легкой маленькой лодочке в сопровождении одного из знакомых рыбаков. Пробраться лодкой к намеченному пункту оказалось очень трудно. Пока мы двигались по чистой воде,— все было хорошо, но когда заплыли, минуя множество островков и сделав не менее полсотни поворотов, в вершину кутовины, то увидели, что пробраться дальше в лодке сквозь сплошную стену громадных тростников невозможно. Пришлось навьючить на себя рюкзак взять фотоаппарат, ружье и, оставив лодку, двигаться пешком.

Хотя глубина была незначительна, но дно оказалось очень неприятным. Местами ноги проваливались выше колен так, что приходилось с каждым шагом подминать ногой под себя пучек стеблей тростника. Передвижение такого рода — дело очень нелегкое, особенно, если к этому прибавляется необходимость с каждым шагом проламывать себе дорогу среди густо растущих крепких стеблей толщиной с большой палец и длиной метров 5—6. Кроме всего прочего, лицо поминутно опутывает липкая патина, так как в зарослях множество пауков; к тому же незакрытые одеждой места беспощадно кусают комары и мошки. Через десять минут такого передвижения мы были совершенно мокрыми от пота и устали так, словно шли много часов; однако гнезд не было видно. Кругом — тростниковая стена. Стояли мы, отдыхая и прислушиваясь, минут пять. Неожиданно справа послышался странный каркающий, хриплый звук. Звук повторился, но уже немного левее. Да, это кричит цапля, сидя на гнезде.

Изменив направление, мы сделали еще с сотню шагов. Вдруг впереди с шумом поднялась большая птица, затем вторая, третья. Через минуту в воздухе над нами с неприятным хриплым криком летало не менее двухсот серых, рыжих и белых цапель. Вскоре мы заметили и гнездо. Оно помещалось на заломленных стеблях тростника, около метра над водой, и представляло собой кучу довольно плотно сложенных стеблей и листьев, образующих толстый помост. В середине помоста, в небольшой ямке, лежало два больших зеленых яйца, по размерам таких, как куриные, и два уродливых птенца — с громадным голым брюхом и пучком нежного пуха на головке.

Я попытался сфотографировать гнездо, но это оказалось нелегко, так как гнездо было больших размеров и на близком расстоянии оно в кадр не помещалось; да и внутренность гнезда плохо видна. Я обошел гнездо со всех сторон и ничего не мог придумать. Но мой спутник крикнул, что нашел еще гнездо. Перейдя туда, я увидел сооружение такое же, как и первое, но помещавшееся выше, на уровне моих глаз. В этом гнезде лежало четыре яйца. Однако и тут сфотографировать гнездо было невозможно. Спрятав фотоаппарат, я занялся поисками новых гнезд.

Через час или полтора мы обнаружили не менее двух десятков гнезд с яйцами и птенцами. Птенцы были в гнездах серой цапли, начинающей кладку яиц несколько раньше, а яйца, в большинстве сильно насиженные, в гнездах большой белой и рыжей цапли.

Все время нашего пребывания в колонии мы подвергались непрерывным «атакам с воздуха». Над нами летало уже несколько сотен птиц и все они производили усиленную «бомбежку». Жидкие, вонючие экскременты, в количестве не меньше стакана, с угрожающим шумом падали кругом нас на воду и в тростники. Уже через несколько минут моя фуражка и фотоаппарат были испачканы. Но, невзирая на своеобразное нападение цапель, мне все же нужно было определить видовой







Рис. 90. Желтая цапля.

состав колонии, частоту расположения гнезд и выяснить, в какой стадии размножения находится тот или другой вид.

Кроме того, необходимо было сделать несколько снимков птенцов и яиц в гнезде. Но это было сделать трудно, ибо гнезда располагались слишком высоко. Только поднявшись на спину своему спутнику, я сумел сделать 4—5 снимков. Что ж, охотник должен уметь найти выход из любого положения!

Часа через два, бродя по колонии, мы наткнулись на гнездовье колпиц. Неожиданно в воздухе я увидел двух больших белых птиц с плоским лопатообразным клювом. Через несколько минут, отойдя в сторону метров на 150 — 200, мы обнаружили не менее 2 десятков гнезд этой птицы. Гнезда были устроены так же, как у цапель, в тростниках; в некоторых из них уже находилось по одному яйцу, а иные только достраивались. Засняв несколько гнезд колпицы, мы возвратились в рыбачий стан.


В плавнях Дуная мне пришлось также охотиться и осенью на пролетную птицу, а заодно продолжать изучение орнитофауны этого интереснейшего района.

Выехав из Киева в конце сентября и заехав на несколько дней на Днестровский лиман, я и два охотника, члена военно-охотничьего общества, в первой декаде октября уже были на рыбачьем стане «Большое» — в дельте Дуная, у самого моря. На Дунае мы провели всего несколько дней, но какие хорошие это были дни! Расскажу об одном из них.

Поохотившись накануне вечером на лысух, скоплявшихся на взморье тысячными стаями, и набив их изрядное количество, мы утром отдыхали. Отдыхая в рыбачьем стане, мы наблюдали, как рыбаки готовили крючковую снасть для ловли осетровых.Не легкая работа готовить снасть. Сотни больших крючков нужно заново наточить напильником, чтобы жало у них, затупленное трением о песок, снова стало острым. Шнур, на котором укреплены крючки, наново просмаливают.

Через несколько дней подготовленную снасть опускают в воду, а ту, что была в реке, забирают и ремонтируют. Улов на такую снасть иногда бывает очень хороший. Мы были свидетелями того, как ею ловили крупных осетров и белугу весом в несколько сот килограммов. Бывает, что попадется белуга весом до полутонны и даже больше. Поймав такую рыбину, рыбаки сразу выполняют план целого месяца, сдав государству первосортный продукт.

Мы с рыбаками быстро подружились — их угощали дичью, а они нас — прекрасной рыбой. Чувствовали себя великолепно, несмотря на то, что целый день в довольно холодную погоду проводили на воде. Где девались ревматизм, головные боли, насморк, которыми так часто страдаем мы осенью в городе.

В тот день, о котором я начал рассказывать, мы задумали организовать охоту на гусей на вечернем перелете.

Рыбаки нам рассказывали, что в последние дни на взморье скопились громадные стаи серых гусей, и вся эта масса птиц с заходом солнца летит в кутовины на кормежку, особенно туда, где есть заросли чилима (водяного ореха).

После обеда сразу же отправились в путь. Предстояло лодкой проплыть километров 4—5. Начали мы свой поход задолго до захода солнца, чтобы успеть до начала перелета выбрать место охоты.

Навстречу попадались большие стаи лысух; подпустив лодку на выстрел, птицы с шумом поднимались в воздух; иногда они летели над самой головой. Не желая задерживаться и тратить патроны, мы не стреляли ни лысух, ни уток, тоже взлетавших из зарослей камыша.

Во время гнездования в низовьях Дуная наиболее обычны и многочисленны белоглазые нырки, серые утки; в несколько меньшем количестве встречаются: кряква, чирок-трескунок, красноголовый и красноносый нырки. Теперь, осенью, наиболее часто нам встречались чирки и свиязи.

Выехав на взморье, мы увидели, что все мелководье было покрыто гусями. Часть птиц плавала на воде, иные бродили или стояли на отмелях. При приближении лодки птицы взлетали; расстояние до места их взлета в несколько раз превышало дальность выстрела из дробовика. Все наши попытки приблизиться к птицам на выстрел окончились неудачей. Можно было бы, конечно, попытаться тщательно «захистовать» лодку камышем, но на это не было времени. Да и местный опытный охотник, который был с нами, убеждал нас не тратить попусту времени:







Рис, 91. Гнездо кряквы.

— Там, на месте,— говорил он,— настреляетесь, лишь бы патронов хватило.

Представляете себе, как бились наши сердца при таких заманчивых обещаниях.

К заходу солнца лодки вошли в кутовину, заросшую водяным орехом. На воде плавали розетки листьев этого растения. Протянув руку, то один, то другой из нас вырывал его с корнем и бросал в лодку, где уже лежала целая куча мокрых темно-зеленых кустиков с колючим рогатым плодом у основания стебля. Панцирь у водяного ореха очень твердый. Даже с помощью ножа его нелегко вскрыть. Семя ореха крахмалистое, сладковатое, очень приятное на вкус. Но увлекаться орехами не было времени. Наступило время перелета.

Мои товарищи поплыли вглубь кутовины, а я высадился на небольшом островке посредине залива. Воды здесь было немного, не выше колен, но дно местами было довольно вязким и засасывало. Стоять долго на одном месте нельзя было; приходилось все время переходить с места на место.

Вдруг над самой моей головой раздался свист крыльев. Я увидел свиязь, делавшую разворот над тростником шагах в двадцати от меня.

Вскинув ружье — выстрелил. Птица грузно упала на воду почти у моих ног. Довольный тем, что с первого выстрела не промахнулся, так как в противном случае начинаешь нервничать и «мазать» еще больше, я подобрал птицу и подвязал добычу к поясу.

Начало темнеть, а гусей все еще не было слышно. Зато утки налетали со всех сторон. Не желая поднимать большого шума, стрелял на выбор. Если утка садилась на воду, я ее сгонял; терпеть не могу стрелять сидячую птицу. В таком выстреле нет никакого спортивного удовольствия.

За короткое время я настрелял двенадцать уток, не считая двух или трех, нырнувших после падения на воду и потерянных. Уток было так много, что у меня в конце концов создалось впечатление непрерывного


мелькания перед глазами. Нечто подобное испытываешь, когда пристально наблюдаешь за «пляской» в воздухе в теплый весенний вечер стайки комаров. Утки налетали справа, слева, сзади, делали круги над головой, пытались садиться вблизи меня.

Вдруг со стороны моря послышалось гусиное гоготанье. Сразу, прекратив стрельбу по уткам, я застыл в ожидании; раздался громкий шум крыльев — и из-за ближайших тростников прямо на меня вылетело около десятка гусей. Вытянув шеи и р



аспластав широкие крылья, гуси медленным, почти парящим полетом летели, четко выделяясь на фоне темнеющего неба. Увидев меня, птицы, летевшие цепочкой, нарушив строй, резко поднялись вверх.

Вскинув ружье, я сделал два выстрела. Один гусь камнем упал на воду. Второй резко спикировал и упал сзади меня, ломая тростник. Боясь потерять птицу, я бросился на шум и набрал полные сапоги воды, провалившись в нее чуть ли не по пояс. Не обращая на это внимания и на облепившую тело мокрую одежду, я зашел в тростник, в который упала птица. Но в это время надо мною снова появились гуси, на этот раз уже штук тридцать, не меньше.

Невдалеке слышна была частая стрельба — это охотились мои товарищи.

Выбравшись на чистую воду, я подобрал убитых птиц и вернулся опять на старое место. Несколько косяков гусей пролетело стороной. Уже настолько стемнело, что даже на фоне кеба птицы были видны только на близком расстоянии.

Вдруг, совершенно неожиданно, у меня из-за спины вырвался одинокий гусь, летевший молча. И не целясь, я как-то инстинктивно вскинул ружье, накрыл птицу стволами и выстрелил. И на этот раз промаха не было; у меня уже было сбито три гуся, не считая потерянного.

Окрыленный удачей, я рискнул дать дуплет по пролетавшим высоко птицам и... промахнулся. Снова летит стая — и снова промах. Взяв себя в руки, я решил больше не горячиться и стрелять только на близком расстоянии. Прошло несколько минут, однако гусей больше не было. Только утки попрежнему метались перед глазами.

Я уже считал охоту оконченной, как вдруг услышал снова гусиный крик и увидел над собой трех гусей. Дав дуплет, я сбил одного. Этого гуся мне пришлось искать почти наощупь, так как было уже совсем темно. К счастью птица в агонии встрепенулась, и это помогло мне ее отыскать.

Гусиный крик продолжался, слышался шум крыльев, но — с той стороны, где были наши лодки послышались крики. Я откликнулся. Через десять минут грузил в лодку свою добычу, состоящую из дюжины уток и четырех гусей. Посмотрев на часы, я с удивлением отметил, что на перелете стоял всего около 45 минут. А сколько за это время было пережито. Только охотник может все это понять.

У товарищей тоже дела были неплохи. В этот вечер всеми нами было добыто тринадцать гусей и с полсотни уток.

Веселые и довольные, с шутками и пением мы возвращались домой. По дороге, в полной тьме, перед лодкой взлетали утки. Шумно взлетел гусь, вероятно кормившийся в заводи водяным орехом. Любопытно, что в пищеводах убитых нами птиц, которых вскрывали на следующий день, были целые водяные орехи. Скорлупа ореха твердая и очень колючая, однако это не мешает птицам глотать орехи целиком.

На следующий день после этой памятной охоты мы выехали в Вилково, а затем, не задерживаясь, через Измаил в Киев.


Да, чудесное место для охоты —дельта Дуная. Нигде на Украине, а может быть и во всей европейской части Советского Союза нет такого как здесь изобилия дичи. Однако, чтобы сберечь эту дичь и не только сберечь, а и умножить ее запасы, в дельте Дуная необходимо организовать один или несколько заповедных участков. Тогда птица на Дунае в массе будет задерживаться на гнездовья и ежегодно мы будем иметь большой прирост ее поголовья.

Наличие заповедных участков дает возможность водоплавающим птицам спокойно перезимовывать в наших водах, не улетая на средиземноморское побережье.

Вопрос об организации заповедника в дельте Дуная уже поднят и нужно надеяться, что в ближайшем будущем он будет разрешен в благоприятную сторону. Такой заповедник может служить, кроме того, еще и прекрасной базой для научной работы, изучения биологии тех наиболее ценных видов промысловых зверей и птиц, которых отсюда можно будет расселять.

Очень много перспектив сулит также спортивное рыболовство в низовьях Дуная. До сих пор там никто почти не занимается спортивной рыбной ловлей, а рыбы в реке очень много. Тут может быть удачной ловля спиннингом, на удочку и на перемет.

Дунай — это чудесное место для организации дома отдыха для охотников и рыболовов.