В старину живали деды
Веселей своих внучат
В это трудно теперь поверить, но еще совсем недавно - по меркам истории - лет эдак сто тому назад прилавки петербургских лавок буквально ломились от обилия рыбного товара. По утрам сонного обывателя будили не столько шарканье скребков и метелок дворников, сколько пронзительные крики уличных торговцев рыбным товаром: «А кому рыбки живой? А вот - ерши, окуни, корюшка!»
Вряд ли тогда кто задумывался, а откуда все это берется? Рыбные запасы казались неисчерпаемыми, а уличная торговля свежей рыбой - естественной. Ради любопытства давайте заглянем на так называемую «Рыбную биржу», которая располагалась тогда у Симеоновского моста на Фонтанке. Правда, для этого пришлось бы встать спозаранку, часа в 3 – 4, чтобы застать биржу в самом разгаре ее деятельности.
Обширный двор биржи был завален хламом, застроен рыбными ларями, складами и вместительными ледниками. В проездах, вымощенных булыжником, тесно - ломовые подводы с рыбой налезают друг на друга, опрокидывают лотки и тачки мелочных торговцев, съезжающихся сюда за товаром, повсюду ящики, пустые бочки, солома и прочая тара.
Но работа уже кипит, рыба, привезенная с Ладожского, Онежского, Чудского озер, Ильменя и водоемов соседней Финляндии тут же сортируется и раскладывается по породам. Рыба самая разнообразная, способная удовлетворить вкусы самого взыскательного гурмана - от демократической мятой салаки до аристократического невского лосося.
Вот два серебристых особенно красивых лосося выставлены отдельно на ящике у склада. Хозяин-финляндец с довольным видом ходит вокруг:
- Осемнагрывна фунта. Сапсем таром!
Лососи от пуда и больше тщательно упакованы в пергамент и пересыпаны мелким льдом - это штучный товар, такая упаковка удивительно сохраняет рыбу и чудный, серебристый с черным рисунком узор чешуи во всей природной красе. Много щуки, но крупной нет, все больше рядовые - 4 - 5 фунтов. Финская щука упакована отдельно - и потому выдерживает дальнюю перевозку куда лучше нашей, здешней, наваленной в корзины без всякого сбережения. Питерские домохозяйки зубастую берут охотно - уж больно хороши из нее котлеты! Лещ в своей чешуйчатой кольчуге держит марку «парно'го товара», разве только какая-нибудь дотошная кухарка заглянет в предательски подкрашенные клюквенным соком жабры. Слабее всех – судак, рыба нежная, в большинстве своем привезенная уже с отвисшим животом. Много на привозе морской корюшки, она только что отметала икру и потому тоща и неказиста и по цене более чем доступна - 4 рубля за пуд. Окуня тоже хватает, но этот лежит в ящиках без уважения. С язем вообще не церемонятся - навален прямо на земле кучей. Карась, даже свежайший, тоже не пользуется спросом, хотя кто ж его не любит в сметане. Зато салака идет бойко во всех видах: и свежая и копченая. Упакованная в корзины-плетушки по 500 штук, она отдается по 11 - 17 рублей за тысячу.
Наконец, вчерашняя и только что привезенная рыба рассортирована, где надо спрыснута водой, цена прикинута - и ровно в 4 часа утра ворота рынка широко распахиваются, а армия мелких разносчиков и лавочников, прорывая цепь дворников, с шумом и гамом бросается в рассыпку по двору.
При этом, как ни странно, никакого сговора среди торговцев, никакого намека на единую цену - каждый продавец в отдельности выставляет свою цену.
Заметим, что через петербургскую (тогда - петроградскую) Рыбную биржу только за летний сезон (с 15 апреля по 15 октября) проходило до 327.000 пудов рыбного товара («Вестник рыбопромышленности» № 12 за 1916 г.). Из них на долю Невы приходилось до 15 тысяч пудов.
Что же ловилось тогда в матушке-Неве в то удивительное время?
Несмотря на свою незначительную протяженность (всего 60 верст) Нева является одной из больших рек России как по ширине (от 120 до 600 саженей), так и по глубине, доходящей до 7 и более саженей.
Если полистать пожелтевшие от времени страницы тогдашних газет и журналов, можно было узнать, что в 1715 г. был издан указ Петра I, который повелевал Московскому губернатору А.П. Салтыкову выбрать из подмосковных дворцовых волостей «крестьян добрых, нескудных и семьянистых дворов двести, в том числе рыбаков. Оных рыбаков доставить в Санкт-Петербургскую царскую мызу и поселить в окрестностях Петербурга». Эти рыбаки были пожалованы землею в 14 верстах от Петербурга по левому берегу Невы, где и образовали поселение названное «Рыбною слободою», с течением времени переименованное народом в «село Рыбацкое».
Затем последовал еще один указ, в котором «для народной пользы» от Санкт-Петербурга до Шлиссельбурга и до Березовых островов в море, в реках и озерах дозволили «ловить рыбу везде безоброчно, опричь тех озер и прудов, которые расположены в середине дач». До каких времен ловили рыбу «безоброчно» - точно неизвестно, но с 1765 г. за право ловить на тонях и заколах уже стали взимать арендную плату.
Лов рыбы на Неве испокон производился тонями, заколами, мережами и бураками. За фарватером на взморье между Кронштадтом и Петербургом ставились уже большие мережи с «крыльями», называемые рыбаками «матками», а еще ловили крючками и «воротницами». В заводях, где нет течения, закидывали сети, называемые «путаницами».
На тонях ловили неводами соразмерно ширине реки. Тоню находили путем продолжительного опыта, потом уж приступали к чистке дна, ставили плот, избушку для рыбаков и гостей. Устройство тони стоило немалых затрат и трудов, потому каждая тоня имела свое историческое название: «Корфова», «Монастырская», «Елагинская», «Шишмаревская», «Сельдяная» и множество еще других.
Нева с ее протоками и взморье, конечно, не столь богата рыбой как Волга, Урал или Дон, но зато в ней водится проходная довольно вкусная и ценная рыба как корюшка, лосось, ряпушка, сиг, минога. Из этих пяти видов рыбы каждая имеет своих почитателей, свои достоинства и время лова. Кроме того, в Неве почти все время ловится щука, окунь, угорь, язь, судак, лещ, ерш, хариус и плотва, составляя приятную добавку к столу. Эту не столь ценную рыбу профессиональные рыбаки называли «посторонкой». Первой из проходных рыб в Неве появляется в конце мая корюшка. Ее начинают ловить еще со льда мережами, а по вскрытии неводами на тонях и прямо с лодок неводом. Эта, последняя, особенно добычлива вблизи Кронштадта. До половины мая ввиду холодов эту корюшку называют «холодною», а с половины мая - «теплою». Многие говорят, что она не такая вкусная как «холодная», но это дело вкуса, но что она крупнее и жирнее - это несомненно.
За корюшкой появляется красавец-лосось, одна из самых деликатесных невских рыб. Ловят его только неводом на тонях в Неве и на взморье. Вес его в среднем - от 17 до 20 фунтов, но встречаются особи, особенно в районе Ивановских порогов, и за 50.
Одновременно с лососем попадается, но в малых количествах, «мошкарный» сиг. Мошкарным его зовут потому, что питается он в основном мошкою. Он довольно крупен, от 2 до 3 фунтов, хотя, говорят, видели и до 8. Во время хода лосося может попасться и осетр, и стерлядь, но уж очень редко, так что за лето, бывает, поймают одного, двух, редко трех, а случается - и вовсе ни одного.
За лососем, в августе, начинается лов ряпушки. Но бывают годы, когда она вовсе не показывается, а затем может появиться в огромном количестве. Однажды, по свидетельству «Петербургского листка» от 9 сентября 1871 г., ряпушка шла по Неве «в таком небывало громадном количестве, что лодочники и переезжающий в лодках люд черпали ее буквально ковшами и шапками». Говорят, в это время все население Охты перебралось на берег Невы и занималось только добычей ряпушки. Ряпушка продавалась в тонях на вес, какой мог унести покупатель, всего… за 20 копеек! Один предприимчивый купец успел засолить за это время «15 бочек, каждая по 16 пудов, что обошлось ему по 3 рубля за бочонок». В разноску же по городу ее продавали вообще по копейке и «много по 2» за сотню. Но это, конечно, исключительный случай. Обычно же ряпушку ловят неводом в тонях и прямо с берега заколами, потому и называют ее иногда «закольною». И цена в это время от рубля до полутора за сотню.
С сентября по ноябрь наступает время сига и миноги. Сига в Неве и ее притоках ловят неводами на тонях и мережами, а на взморье за фарватером до Кронштадта - воротницами и крюками. Миногу же начинают ловить с августа и кончают в ноябре, при этом ловят ее только бураками - в мережи и невод совсем не попадается. В продажу минога попадает исключительно жареная особым способом на решете. Продают сотнями - от 2 рублей до 70 копеек.
После 20 августа, кончая ноябрем, в селе Ивановском выше и ниже порогов на Неве начинают ловить лохов. Лох - это тот же лосось, а лохом его называют во время нереста. Ловят его в это время в основном сетями.
Но как-то в начале 1890-х наехали финляндцы с Ладожского озера и остановились в деревне Маслово, что под 25 верст от Шлиссельбурга. Прибывшие начали с успехом ловить лосося на удочки, притом очень крупного, доселе попадавшего местным лишь в невода и путаницы. Ловили каким-то неизвестным способом, который держали в большом секрете. Ловля их была столь добычлива - по две, три и более 30 – 40-фунтовых рыбин на человека в день - что местные рыбаки диву давались. Года два масловцы тщетно старались выведать, на что же ловят пришлые. В это время снимал дачу здесь же близ Невских порогов член Союза рыбаков-удильщиков К.Калистратов. Видя, как финляндцы таскают близ его места громадных рыбин, где он до сих пор ловил преимущественно хариусов на «обшивку» (местное название «мушки»), он во чтобы-то ни стало «решил добиться их секрета». Но даже «за порядочную сумму секрет они ему не продали». К счастью, гребцом у него служил местный парнишка, чухонец лет семнадцати, и, съезжая с дачи, Калистратов поручил ему выведать секрет. И в одно прекрасное утро в конце октября, вспоминает Калистратов, ему доложили, что с дачи приехал гребец Андрей. Какова же была его радость, когда прибывший вручил ему желанный секрет.
Конечно, сегодня наша промышленность предлагает самый широкий выбор различных снастей и приманок для ловли рыб любых пород, но, думаю, и сегодня будет интересно знать, в чем же был доморощенный секрет простых финских рыбаков. Возможно, кто-нибудь из нынешних любителей попробует их дедовскую снасть. Секрет, рассказывает Калистратов, заключался в простом куске свинца в форме голубиного яйца, разрезанного вдоль на равные части. В плоскости каждой части вставлено зеркальце, в краях тупого и острого концов просверлены дырочки. В тупом конце продеты три жилы и сплетенный косицей подлесок длиною в вершок, к нему привязан крючок и кусочек красного кумача с квадратный вершок. Устроено все это «самым примитивным, грубым способом», но работает. Важная деталь - к комлю удилища финляндцы привязывают еще обыкновенную тонкую веревку длиною около 100 аршин, смотанную в клубок, который кладут на дно лодки - «когда лососка хватит, то они бросают удилище в воду и отпускают его на веревке». Крупный лох хватает насадку с ходу, по-щучьи, «вначале думаешь, зацепил камень или корягу, но потом чувствуешь, как будто кто-то трясет за жилку - это он старается стряхнуть крючок. В этот момент надо быть наготове - сейчас же бросится в сторону, и если пробовать удержать, никакая снасть не выдержит».
- С малых лет, - говорит Калистратов, - я страстный ружейный охотник, немало брал на своем веку лосей и медведей, но нахожу, что поймать крупную лососку (от пуда и больше весом) гораздо большее удовольствие, чем убить даже очень большого медведя. Убить медведя – 5 - 10 минут - и финал, а с крупным лососком приходится возиться минут сорок!
Описать происходящее невозможно - это надо испытать. Вот лосось рванулся в сторону, потом с бешеной скоростью начинает носиться у самой поверхности, высоко взлетает в воздух и падает обратно, стараясь перешибить своим туловищем леску.
- Главное искусство в вываживании - терпение и хладнокровие, тем более что водишь на одной жилке. Много я на первых порах потерял по Неве «пулек» и жилок, пока выучился этому искусству.
О силе лосося лучше всего говорит случай, описанный в журнале «Рыболов-любитель» № 8 за 1909 год.
«В Нарве, близ Нарвского водопада, на днях ловил на крючок лохов крестьянин Островского уезда Афанасий Матвеев. Попался огромный лох. Рыба со страшной силой начала метаться в воде. Не желая упустить добычу, он изо всех сил держал веревку, но следует бешеный рывок - и рыбак падает с обрыва. Тело несчастного было найдено в двух верстах от места падения».
За три года Калистратов поймал таких лососок до пуда и более 67 штук. Надо сказать, что к тому времени один из рыбаков-масловцев догадался поставить на месте лова «перетон» из длинной, накрепко закрепленной прочной веревки, полуопущенной на дно. Вот за нее-то финны зацепили одну из своих удочек и вынуждены были оборвать леску - тем и выдали свой секрет, который среди невских лососятников получил название «пулька». Уженье на «пульку» быстро распространилось среди рыбаков, так что в разгар сезона, в августе месяце ею стали заниматься на Неве до сотни лодок.
Верстах в двух выше Павлова находится пристань Лобаново, одна из красивейших на Неве. Имеющая в том месте до 500 саженей ширины она представляла как бы огромную заводь с сильным течением и являлась местом стоянки крупнейших лохов. Поимка здесь пудовых лохов была чаще, чем где-либо. Обычно отсюда рыбаки спускались вниз по реке, попутно «беря» луды (по В.И. Далю «луда» – плитняковое дно реки, подводные и надводные плоские камни, мели) Кузьминскую, Островскую, Оранжерейную и, наконец, Масловскую. Это были главнейшие места уженья лосося выше Ивановских порогов, а ниже была расположена знаменитая Ивановская луда. Средний улов рыбака-лососятника достигал тогда за летне-осенний сезон до 40 - 45 штук и приносил ему до 200 - 250 рублей дохода. Но вскоре, ввиду уменьшения лососей, число рыбаков стало сокращаться.
Много с тех пор утекло воды, давно исчезли Ивановские пороги и луды, но по-прежнему ведомые древним инстинктом там собираются потомки недоловленных нашими предками лососей и хариусов - правда, далеко не в тех количествах.
